Луис постучал пальцами по книге регистрации пациентов, пожал плечами и снова взялся за телефон. Он позвонил в МЦВМ и попросил соединить его с моргом.
Потом он попросил к телефону патологоанатома, назвал себя и спросил:
– У вас один из наших студентов, Виктор Пасков?..
– Нет, – ответил голос на другом конце. – Его у нас нет.
У Луиса ком подкатил к горлу. Наконец, справившись с собой, он спросил:
– Что?
– Тело поздно ночью забрали родители. Оно в морге Брукингса-Смита. Они поместили его в «Дельту», так, – зашуршали бумаги. – «Дельта» 109. Вы думаете труп куда-нибудь удрал? Танцевать на Ринг-Шоу?
– Нет, – сказал Луис. – Конечно, нет. Только… – Так что же «только»? За чем, черт возьми, он гоняется? Невозможно, оставаясь в своем уме, вести подобное расследование. Все пройдет, сотрется в памяти, забудется. Что-то еще беспокоило Луиса.
– Просто мне показалось, что все произошло слишком быстро, – неубедительно закончил Луис.
– Вскрытие было произведено вчера днем. – снова послышался слабый шорох бумаг. – Где-то в три двадцать, доктором Резником. Пока отец Паскова оформлял бумаги. Я думаю, тело привезли в Неварк часа в два ночи.
– Хорошо, в таком случае…
– Если, конечно, водители не напутали и не отвезли его куда-нибудь еще, – живо заметил патологоанатом. – Такое у нас иногда случается, хотя с «Дельтой» таких случаев никогда не было… Например, один парень погиб на рыбалке в Арустуке в одном из тех богом забытых мест, у которых на карте нет даже названия – только координаты. Так вот, эта жопа задохнулась, проглотив крышечку от пивной банки. Два дня приятели вытаскивали труп из диких мест, и, когда его вытащили, трудно было даже сказать, можно ли его обработать формалином так, чтоб он дальше не разлагался, или нет. Они спихнули его, понадеясь на лучшее. Послали его домой в Гранд Фоллс (Миннесота) как багаж по какой-то авиалинии. Но была пересадка, и труп морем отправили сперва в Майами, потом в Дес Моинес, потом в Фарго (Северная Дакота). Наконец, кто– то попался поумней и отправил гроб по месту назначения, но прошло уже три дня. И ничего. С тем же успехом они могли вместо формалина впрыснуть ему кока-колы. Парень совсем почернел и пахнул, словно испорченное свиное жаркое. Вот так. Было шесть случаев, когда наши клиенты превращались в тошнотворное мясо.
Патологоанатом на другом конце провода захихикал.
– Хорошо, благодарю, – зажмурившись, ответил Луис.
– Могу дать вам домашний телефон доктора Резника, если хотите, но обычно по утрам он играет в гольф в Ороно.
– Тогда не стоит. Спасибо, – сказал Луис.
Он положил телефонную трубку. «Продолжать? – подумал он. – Когда ты увидел безумный сон или что-то похожее, тело Паскова уже было в морге Бергенфельда. Поэтому все можно забыть, можно положить этому конец».
По пути домой у Луиса появилось простое объяснение появлению грязи у него на ногах. И тогда он почувствовал облегчение.
Просто он отправился гулять во сне, расстроенный тем, что смертельно раненый студент умер у него на руках, в то время как он сам не мог ничего сделать, ни на что решиться в свой первый по-настоящему рабочий день в университете Мэйна.
Это кое-что объясняло. Сон казался почти реальным, потому что большая часть его и была реальной – ощущение коврика под ногами, холода и, конечно, сухая ветка, которая поцарапала руку. Это объясняло, почему Пасков мог проходить сквозь дверь, а Луис нет.
У Луиса возникла мысль, что Речел могла спуститься поздно вечером по лестнице и поймать его на кухне, когда он пытался во сне пройти сквозь дверь. Такая картина заставила Луиса усмехнуться. Вот, черт возьми, был бы номер!
Вооружившись гипотезой о прогулке во сне, Луис смог проанализировать причины сна, с рвением взявшись задело. Во сне он отправился на хладбище домашних любимцев, потому что оно ассоциировалось для него с пережитым скандалом. Ведь оно стало причиной ссоры с женой.., и еще, – думал Луис с растущим волнением, – события ассоциировались у него в голове с первым столкновением его дочери с идеей Смерти… Что-то в его подсознании, должно быть, сместилось в прошедшую ночь, когда он стал засыпать.
«Черт возьми, какая удача, что я нормально вернулся домой. Даже не помню, как это случилось. Должно быть, возвращался на автопилоте».
Ладно. Луис не представлял, на что это было бы похоже, если бы он утром проснулся нам могиле кота Смаки, не понимая, где он, весь мокрый от росы: возможно, обосрался бы от испуга, последнее, без сомнения, случилось бы и с Речел, если бы она увидела его возвращающимся из леса в таком виде.
Но теперь все позади.
«Предположим, все именно так, – с неизменной решимостью подумал Луис. – Да, но как быть с тем, что Пасков говорил перед смертью?» – сперва он попытался ответить на вопрос, а потом решил не брать дурное в голову.
В этот вечер Элли и Гадж, сидя в кресле, погрузились (любимое словечко Речел) в «Маппет Шоу». Луис сказал Речел, что должен совершить небольшую прогулку.., немного подышать воздухом.
– Ты вернешься, чтобы помочь мне уложить Гаджа? – спросила она, с иронией глядя на мужа. – Ты знаешь, у тебя он засыпает быстрее.
– Точно, – согласился Луис.
– А куда ты идешь, папочка? – спросила Элли, не отрывая взгляд от телевизора. Ремит как раз ударил кулаком в глаз мисс Пигги.
– Пройтись.
– А…
Луис вышел.
Через пятнадцать минут он был уже на хладбище домашних любимцев, с любопытством оглядываясь и чувствуя нечто вроде Дежа Вю. То, что он побывал тут ночью – несомненно, маленькое надгробие в память о коте Смаки было свернуто. Луис свернул его «во сне», в самом конце, когда призрак Паскова стал приближаться к нему. Рассеянно поправив надгробие, Луис подошел к бурелому.
Бурелом Луису не понравился. Воспоминание о выбеленных погодой ветвях и стволах деревьев, превратившихся в груду костей, вызвало холодок. Собравшись с духом, Луис подошел еще ближе и потрогал одну из ветвей. Осторожно качнувшись, она отломилась и упала, подскочив при ударе об землю. Луис отпрыгнул назад раньше, чем она коснулась носков его сапог.
Потом он прошелся вдоль бурелома, сперва налево, потом направо. По обе стороны бурелома подлесок оказался густым и непроходимым. «Но, возможно, раздвинув листву, удастся протиснуться дальше.., если вы одеты соответствующе», – подумал Луис. Буйные заросли ядовитого плюща стояли стеной (всю жизнь от различных людей Луис слышал похвальбы о том, что у них иммунитет на ядовитый плющ, но в жизни Луис не видел ни одного человека, обладавшего этим иммунитетом на самом деле).
Луис вернулся к бурелому. Он посмотрел на него, засунув руки в карманы джинсов.
«Если попробовать на него забраться?.. Нет, не я. Почему мне всегда хочется делать разные глупости?.. Замечательно. Побеспокоим их, только на минуточку, Луи. Выглядит бурелом как хороший трамплин к перелому лодыжки, не так ли?.. Но надо убедиться, а то уже начинает темнеть».
Поколебавшись, он все-таки начал карабкаться через бурелом.
Он был на полпути к вершине, когда почувствовал движение под ногой и услышал треск.
Покатаем кости, док?
Когда под ногой сломалась вторая ветка, Луис стал спускаться. Рубашка хвостом выехала у него из штанов.
Без происшествий он спустился на землю и отряхнул кусочки коры, пылью покрывшие костюм. Он пошел назад к тропинке, ведущей домой; к детям, которые хотели услышать сказку перед сном; к Черчу, который последний день получал наслаждение самца и грозы окрестных дам; к молоку, которое станет пить с женой на кухне, после того как дети лягут спать.
Перед тем как уйти с кладбища, Луис еще раз огляделся, пораженный лесной тишиной. Откуда-то появились нити тумана и ветер потащил их между могил. Эти концентрические круги.., словно детские руки многих поколений Северного Ладлоу построили своеобразную модель Стоунхенджа.