Ну, Луис, неужели это все?

Он лишь мельком бросил взгляд на вершину бурелома, и тут у него возникло странное ощущение, которое заставило его занервничать. Луис мог бы поклясться, что видит, как можно перебраться через бурелом.

«Нет, это дело не для тебя. Луис. Тебе это не по плечу».

Ладно.

Луис повернулся и отправился домой.

В эту ночь он задержался на час, после того как Речел пошла спать, сославшись на то, что ему надо прочитать кипу медицинских журналов, так он считал. На самом же деле он боялся ложиться спать. Мысль о том, что пора спать заставляла его нервничать. Раньше он никогда не считал себя сомнамбулой. Но у него не было уверенности, что происшедшее с ним – отдельный случай.., до тех пор, пока это подтвердится (или не подтвердится).

Он услышал, как легла Речел, потом она нежно позвала его:

– Луи? Дорогуша. Ты идешь?

– Да, сейчас, – ответил он. Выключив лампу на своем рабочем столе, он встал.

В эту ночь, чтобы заснуть, Луису понадобилось намного больше семи минут. Когда он лежал, прислушиваясь к глубокому, ровному дыханию Речел, спящей рядом, привидение Виктора Паскова не казалось ему порождением сна. Луис закрыл глаза и увидел, как открывается дверь, а на пороге стоял он – Его Особый Гость – Виктор Пасков. Он был в спортивных трусах, загорелый с выпирающей, выбитой костью.

Луис уже начал засыпать, думая о том, что вполне может проснуться на Хладбище Домашних Любимцев и увидеть грубые концентрические круги надгробий, залитые лунным светом, пойти назад, проснувшись, по тропинке через лес. Представив все это, он отогнал сон.

Где-то после полуночи сон окончательно захватил его. Никаких сновидений. Проснулся Луис в семь тридцать от звуков холодного, осеннего дождя, стучащего в окно. Со страхом он откинул простыню. Никакой грязи. Ноги оказались стерильно чистыми.

Луис пришел в себя окончательно, только приняв душ.

Глава 19

Мисси Дандридж посидела с Гаджем, пока Речел отвозила Уинстона Черчилля к ветеринару. В эту ночь Элли не могла долго уснуть. Уже было одиннадцать, а она, жалуясь, что не может спать без Черча, просила воды и пила стакан за стаканом. Наконец Луис отказался носить ей воду. Он сказал, что боится, что Элли уписается. Такое объяснение вызвало столь яростные крики, что Речел с Луисом в недоумении переглянулись.

– Она боится за Черча, – сказала Речел. – Пусть засыпает сама, Луис.

– Она не может все время так скандалить, рано или поздно она выдохнется, – проговорил Луис. – Я надеюсь.

Он оказался прав. Хриплый, громкий плач Элли начал затихать; она начала икать и постанывать. Наконец, наступила тишина. Когда Луис поднялся проверить, как там Элли, он обнаружил ее спящей, крепко обняв кошачью кроватку, где иногда соизволял спать Черч.

Луис взял дочь на руки, положил ее назад на кровать, нежно убрал волосы с ее вспотевшего лба и поцеловал. Повинуясь мгновенному импульсу, он быстро написал на бумажке большими буквами: «Я вернусь домой завтра, дорогая. Черч.» – и положил записку на дно кошачьей кроватки. Потом он вернулся в спальню к Речел. Она его ждала. Они занялись любовью, а потом уснули, крепко обняв друг друга.

Черч вернулся домой на той же неделе в пятницу. Элли многое сделала для него, использовав часть своих карманных денег, чтобы купить Черчу коробку кошачьего угощения, и едва не отшлепала Гаджа, который попытался прикоснуться к коту. Гадж из-за этого расстроился, как никогда. Получить выговор от Элли для него означало то же, что получить выговор от Бога.

Взглянув на Черча, Луис почувствовал печаль. Кот был кастрирован, но пока сильно не изменился. У Черча не появилось этакой декоративности. Однако, больше он не станет гулять сам по себе: теперь он будет лениво прогуливаться, осторожно прохаживаться, пока не выздоровеет. Кот теперь ел у Элли из рук и не выказывал желания выйти наружу, во двор, даже в гараж не стремился. Он изменился. Возможно, изменился в конечном счете, к лучшему.

Никогда ни Речел, ни Элли не относились к нему с таким вниманием.

Глава 20

Бабье лето пришло и ушло. Деревья окрасились медью, взыграло буйство красок, а потом все увяло. После холодного дождя в середине октября опала листва. Элли завалила дом украшениями к Хеллоуину 12 , которые она делала в школе, и рассказала Гаджу историю о безголовом всаднике. Гадж счастливо лепетал весь вечер про Зудящего Брайна. Речел попыталась скрыть усмешку, но не смогла. Для Кридов эта ранняя осень оказалась очень удачной.

Работа Луиса в университете отнимала много времени, но была приятной. Он осматривал пациентов; участвовал в заседании Совета Колледжа; писал обязательные служебные письма в студенческую газету, советуя университетскому населению обоего пола конфиденциально пройти курс обследований, а если понадобится, и курс лечения от венерических заболеваний; убеждал студентов сделать прививки против гриппа, так как вспышка гриппа А-типа ожидалась к зиме. Он следил за работой своих подчиненных. На второй неделе октября он отправился на Конференцию Колледжей Новой Англии и Медицинского Университета Провиденса, и подготовил приказ о необходимости неофициального проведения всеобщего медосмотра. Виктор Пасков упоминался в его докладе под вымышленным именем «Генри Монтез». Доклад был хорошо принят. Луис начал работать над бюджетом лазарета на следующий академический год.

Вечером у него было два любимых дела: позаниматься с детьми после ужина, и поздно вечером выпить банку-другую пива с Джадом Крандоллом. Иногда к Крандоллам вместе с Луисом ходила и Речел, иногда Норма составляла им компанию, хотя обычно Луис и Джад были одни. Старик был для Луиса таким родным, как любимые старые тапочки. Джад рассказывал Луису истории, происходившие в Ладлоу в разное время, иногда уходя в прошлое почти на три сотни лет так, словно сам видел это. Он ни разу не наскучил Луису, хотя тот видел, как достаточно часто, прикрыв ладошкой рот, зевает Речел.

Возвращаясь, Луис обычно пересекал дорогу около десяти, а вернувшись домой, хотелось ему этого или нет, занимался с Речел любовью. Никогда, с первого года их женитьбы, они не занимались любовью так часто и никогда это не доставляло им столько удовольствий. Речел сказала, что верит: это из-за хорошей воды из артезианского колодца. Луис подозревал, что причина – воздух Мэйна.

Воспоминания об ужасной смерти Виктора Паскова в первый день семестра стали увядать в памяти студентов, да и в памяти Луиса тоже; семья же Паскова, без сомнения, горевала до сих пор. Луис даже поговорил по телефону с отцом Паскова, и голос Паскова-старшего срывался от рыданий. Луис заверил его, что все в лазарете пытались все сделать, чтобы спасти жизнь его сыну. Луис не стал рассказывать о расползающемся пятне на ковре и о том, что его сын уже был практически мертвым, когда его принесли, хотя именно это сам Луис никогда не забудет. Для Виктора Паскова это был несчастный случай: он почти сразу потерял сознание.

Луис вспомнил сон и прогулку во сне, но ему показалось: это случилось с кем-то другим, в телевизионном шоу, которое он смотрел когда-то. Его визит к проститутке в Чикаго шесть лет назад казался сейчас чем-то похожим на ту прогулку. Оба события были одинаково важными и содержали в себе нечто фальшивое, словно порожденное эхом.

Он не думал об умирающем Паскове и не хотел говорить о нем.

Ударили первые морозы Хеллоуина. Криды встречали праздник у Крандоллов. Элли, хихикая все время, пыталась проехаться на метле по кухне Нормы, чтобы та не заметила.